— Нет, Фитц, оставь. Мы и сами можем убрать. Ты устал и болен. Иди-ка ты в постель. Приходи повидать меня, когда отдохнешь. Я должна обсудить с тобой кое-что серьезное, но это долгий разговор. Теперь ступай, мальчик. Иди в постель.
Я встал, благодарный за эту отсрочку, и осторожно откланялся. Лейси проводила меня до дверей и потом стояла и следила за мной, пока я не дошел до площадки. Я пытался идти так, как будто стены и пол подо мной не колебались. Я остановился у ступенек, чтобы помахать Лейси рукой, и начал подниматься по лестнице. Три ступеньки вверх, и меня уже не видно. Я остановился, прислонился к стене и перевел дыхание. Я поднял руки, чтобы защитить глаза от яркого света свечей. Головокружение волнами накатывало на меня. Когда я открыл глаза, все заволок радужный туман. Я крепко зажмурился и закрыл лицо руками.
Я услышал легкие шаги человека, спускающегося по лестнице. Он остановился на две ступеньки выше меня.
— С вами все в порядке, сир? — неуверенно спросил кто-то.
— Немножко перебрал, вот и все, — солгал я. Конечно, от меня пахло вином, которое я вылил на себя. — Сейчас мне станет лучше.
— Позвольте мне помочь вам подняться. Здесь опасно падать. — Теперь голос стал чопорным и неодобрительным.
Я открыл глаза и поглядел сквозь пальцы. Синие юбки из практичной ткани, которую носили все слуги. Эта служанка, конечно, уже имела дело с пьяными.
Я покачал головой, но она не обратила на это внимания — я поступил бы так же на ее месте. Я почувствовал, как сильная рука схватила меня за плечо, в то время как другая рука обвила мою талию.
— Давайте-ка поднимем вас наверх, — подбодрила меня служанка.
Я, не желая того, прислонился к ней и доковылял таким образом до следующей площадки.
— Спасибо, — пробормотал я, думая, что теперь она оставит меня, но женщина не уходила.
— Вы уверены, что вам нужен этот этаж? Помещения слуг на следующем, знаете ли.
Я с трудом кивнул:
— Третья дверь, если вам не трудно.
Она довольно долго молчала.
— Это комната бастарда. — Эти слова прозвучали холодным вызовом.
Я не вздрогнул от них, как когда-то. Я даже не поднял головы.
— Да. Теперь можете идти, — отпустил я ее так же холодно. Но она вместо этого подошла ближе. Она схватила меня за волосы и рывком подняла мою голову, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Новичок! — прошипела она в ярости. — Стоило бы бросить тебя прямо здесь!
Я резко мотнул головой. Я не мог сфокусировать взгляд, но тем не менее узнал ее — овал лица, волосы, спадающие на плечи, запах, напоминающий летний полдень. Волна облегчения накатила на меня. Это была Молли, моя Молли.
— Ты жива! — крикнул я. Сердце трепыхалось в груди, как рыба на крючке. Я схватил Молли и поцеловал.
По крайней мере, я попытался. Она твердой рукой отвела меня в сторону, грубовато сказав:
— Я никогда не поцелую пьяного. Это обещание я дала сама себе и никогда не нарушу его. И себя целовать я тоже не позволю. — Голос ее был напряженным.
— Я не пьян. Я… болен, — возразил я. От нахлынувшего восторга голова моя закружилась еще больше. Я покачнулся. — Во всяком случае, это не имеет значения. Ты здесь и в безопасности.
Она поддержала меня. Рефлекс, выработанный за долгие годы общения с ее отцом.
— О, я вижу. Ты не пьян. — Отвращение и недоверие смешивались в ее голосе. — Ты к тому же не помощник писца и не подручный на конюшне. Ты всегда врешь, когда знакомишься с людьми? Во всяком случае, этим ты всегда заканчиваешь.
— Я не врал, — сказал я недовольно, смущенный яростью в ее голосе. Я хотел бы заставить свои глаза взглянуть прямо на нее. — Я просто говорил тебе не совсем… Это слишком сложно. Молли, я просто так рад, что ты жива! И здесь, в Оленьем замке! Я думал, мне придется искать… — Она все еще держала меня, не давая упасть. — Я не пьян. Правда. Я солгал только сейчас, потому что было унизительно признать, как я слаб.
— И поэтому ты врал. — Голос ее был резким, как хлыст. — Тебе не стыдно врать, Новичок? Или сыновьям принцев вранье позволено?
Она отпустила меня, и я прислонился к стене. Я пытался привести в порядок мои бурлящие мысли и одновременно сохранять мое тело в вертикальном положении.
— Я не сын принца, — проговорил я наконец, — я бастард. Это совсем не одно и то же. И да, это тоже стыдно признать. Но я никогда не говорил тебе, что я сын принца. Просто всегда, когда я был с тобой, я чувствовал себя Новичком. Это было здорово, иметь друзей, которые смотрели на меня и думали обо мне как о Новичке, а не бастарде.
Молли ничего не ответила. Вместо этого она схватила меня за ворот рубашки, гораздо более грубо, чем раньше, и потащила по коридору в мою комнату. Я удивился тому, какой сильной может быть женщина, когда она в ярости. Она плечом открыла дверь, словно та была ее личным врагом, и потащила меня к кровати. Молли отпустила меня, и я рухнул на постель. Я напрягся и умудрился сесть. Крепко сжав руки и зажав их между колен, я ухитрялся сдерживать дрожь. Молли стояла и смотрела на меня. Я не мог ясно видеть ее. Ее лицо было смутным пятном, но по тому, как она стояла, я знал, что она разгневана. Через мгновение я рискнул:
— Ты мне снилась.
Она по-прежнему молчала. Я почувствовал, что у меня прибавилось храбрости.
— Мне снилось, что ты была в Илистой Бухте, когда на город напали пираты. — Я говорил с трудом, потому что старался, чтобы голос мой не дрожал. — Мне снился огонь и разбойники-островитяне. В моем сне с тобой было двое детей, которых ты должна была защищать. Казалось, что это твои.