— Не глотай так быстро, — резко сказала Пейшенс.
Я и Лейси предостерегающе посмотрели на нее, но внимание Баррича, по-видимому, было целиком поглощено едой. Он поставил кружку и взял теплую булочку, которую я намазал маслом. Пока снова наполнял кружку, Баррич уже успел прикончить большую часть булочки. Было странно видеть, как дрожат его руки, когда он взял еще одну. Непонятно, как он держался до сих пор.
— Что случилось с твоей ногой? — осторожно спросила его Лейси. — Терпи, — предупредила она и положила на его колено теплую влажную ткань.
Баррич вздрогнул, побледнел, но не издал ни звука. Немного молока он пролил.
— Стрела, — сказал он наконец. — Это просто проклятое невезение, что она попала именно сюда. Как раз в то место, где меня порвал кабан столько лет назад. И она вошла у самой кости. Верити вырезал ее из ноги. — Он внезапно откинулся в кресле, как будто ему стало плохо от одного воспоминания об этом. — Прямо по старому шраму, — сказал он слабо, — и каждый раз, когда я сгибал колено, рана открывалась и начинала кровоточить.
— Тебе следовало держать ногу неподвижной, — рассудила Пейшенс.
Мы, все трое, уставились на нее.
— О, я думаю, ты действительно не мог этого сделать, — поправилась она.
— Давай-ка посмотрим, — решила Лейси и потянулась за мокрой тканью.
Баррич жестом остановил ее.
— Оставь. Я посмотрю на нее сам, только сперва поем.
— После того как поешь, ты будешь спать, — заявила Пейшенс. — Лейси, подвинься, пожалуйста.
К моему удивлению, Баррич больше ничего не сказал. Лейси отступила назад, чтобы не мешать. Леди Пейшенс встала на колени перед главным конюшим. Он смотрел на нее со странным выражением, когда она поднимала эту тряпку. Она смочила угол ткани в чистой воде, выжала его и сноровисто промыла рану. Теплая влажная ткань размочила засохшую кровь. Теперь рана выглядела уже не так страшно. Но все равно это была серьезная рана, и то, что пришлось перенести Барричу после ранения, ухудшило положение. Рассеченные края разошлись, и новая ткань сформировалась совсем не там, где нужно. Тем не менее все испытали облегчение, когда Пейшенс промыла рану. Там была краснота и опухоль, и начала распространяться инфекция. Но рана не загноилась, и ткани вокруг не потемнели. Пейшенс некоторое время изучала ее.
— Как вы думаете, — произнесла она вслух, не обращаясь ни к кому в частности, — корень дубинки дьявола? Горячий, стертый в мазь для припарки? Есть у нас, Лейси?
— Есть немного, моя леди, — и Лейси начала рыться в своей корзинке.
Баррич повернулся ко мне:
— Это горшки из моей комнаты?
В ответ на мой кивок он кивнул в свою очередь.
— Я так и думал. Тот, толстый, маленький, коричневый. Принеси его сюда. — Он взял горшочек из моих рук и вынул пробку. — Этот. У меня было с собой немного снадобья, когда я выехал из замка, но после первой засады все пропало вместе с вьюками.
Подошла Пейшенс с лекарственным корнем в руке.
— Что это? — полюбопытствовала она.
— Мокричник и листья подорожника, топленные в масле, а потом смешанные с пчелиным воском в мазь.
— Это может подействовать, — допустила она, — после припарки из корня.
Я думал, что Баррич станет упираться, но он только кивнул. Внезапно он показался мне очень усталым. Он откинулся назад и натянул на себя одеяло. Глаза его закрылись.
В мою дверь постучали. Я пошел открывать. Это была Кетриккен. За ее спиной стояла Розмари.
— Одна из моих леди сказала, что ходят слухи о возвращении Баррича, — начала она. Потом заглянула в комнату. — Значит, это правда? Он ранен? А что с моим лордом? Что с Верити? — Она резко побледнела.
— С ним все в порядке, — успокоил я ее. — Войдите.
Я проклинал себя за легкомыслие. Надо было немедленно сообщить ей о возвращении Баррича и о его рассказе. Мне следовало бы знать, что никто другой ничего ей не скажет. Когда Кетриккен вошла, Пейшенс и Лейси подняли глаза от корня дубинки дьявола, который они распаривали, и приветствовали ее быстрыми реверансами.
— Что с ним случилось? — спросила Кетриккен.
Я доложил ей обо всем так, как Баррич рассказал королю Шрюду. Я считал, что она имеет столько же прав получить известия о своем муже, сколько Шрюд о своем сыне. Она снова побледнела, услышав о нападении на Верити, но молчала, пока мой рассказ не был закончен.
— Благодарение всем богам, что он подошел к моим горам. Там он будет в безопасности, по крайней мере от людей.
Сказав это, она подошла ближе к Пейшенс и Лейси, готовившим корень. Они растолкли его в кашицеобразную массу и теперь ждали, когда он остынет, чтобы наложить на воспаленную рану.
— Из горной рябины получается великолепное промывание для таких ран, — заметила Кетриккен.
Пейшенс застенчиво посмотрела на нее.
— Я слышала об этом. Но этот теплый корень вытянет из раны всю инфекцию. Еще одно хорошее промывание для открытых ран — это лист малины или черного вяза. Его можно использовать как припарку.
— У нас нет малинового листа, — напомнила Лейси. — Он у нас отсырел и заплесневел.
— У меня есть малиновый лист, если вам нужно, — тихо вмешалась Кетриккен. — Я приготовила его для утреннего чая. Это старый рецепт моей тетушки. — Она опустила глаза и странно улыбнулась.
— Да? — заинтересовалась Лейси.
— О, моя дорогая! — пылко воскликнула Пейшенс. С внезапной фамильярностью она взяла Кетриккен за руку. — Вы уверены?
— Да. Сперва я думала, что это просто… Но потом начали проявляться другие признаки. Иногда по утрам мне становится плохо от одного запаха моря. И все, чего я хочу, это спать.