Я медленно покачал головой:
— Если бы ты видел его сегодня, Чейд, то понял бы мое беспокойство.
— Почему ты так уверен, что я не видел?
Теперь Чейд пришел в раздражение. Я не хотел сердить старика. Казалось, все идет наперекосяк, что ни скажи. Я заставил себя промолчать и сделал еще один глоток вина. Я смотрел в огонь.
— Правду ли говорят о Ближних островах? — спросил я наконец. Мой голос снова мне подчинялся.
Чейд вздохнул и протер глаза.
— В этих разговорах, как и во всех остальных, есть зерно истины. Может быть, пираты действительно укрепились на Ближних островах, которые мы, конечно, им не сдавали. Как ты правильно сказал, обосновавшись там, они станут совершать набеги на наше побережье и зимой, и летом.
— Принц Регал, по-видимому, верит, что от пиратов можно откупиться, что острова и небольшой кусок побережья Бернса — это предел их мечтаний. — Мне было нелегко, но все же, говоря о Регале, я постарался, чтобы мой голос звучал вежливо.
— Многие люди надеются, что, если они что-то скажут, так и окажется в действительности, — равнодушно заметил Чейд. — Даже когда им следовало бы быть умнее, — добавил он в качестве мрачного послесловия.
— Как ты думаешь, чего хотят пираты?
Он смотрел мимо меня, в огонь:
— Да, это загадка. Чего хотят пираты? Так работает наш разум, Фитц. Мы думаем, что они нападают, потому что чего-то от нас хотят. Но если бы они действительно чего-то хотели, то, конечно же, давно заявили об этом. Они знают, что делают с нами. Они должны знать, что мы, по крайней мере, обдумали бы их требования. Но они не просят ничего, просто продолжают нападать.
— Это бессмысленно, — закончил я за него.
— По крайней мере, мы не видим в этом смысла, — поправил он меня. — Что, если наше основное допущение неверно?
Я молча смотрел на него.
— Что, если они не хотят ничего, кроме того, что уже имеют? Народ, который служит им добычей. Города, чтобы грабить, поселки, чтобы сжигать, люди, чтобы мучить. Что, если это их единственная цель?
— Это безумие, — медленно проговорил я.
— Возможно. Но если это так?
— Тогда их ничто не остановит. Кроме уничтожения.
Он кивнул:
— Поразмысли об этом.
— У нас не хватит кораблей, даже чтобы задержать их. — Я немного подумал. — Лучше нам всем надеяться, что мифы об Элдерлингах правдивы. Потому что мне кажется, что они или что-то вроде них — единственная наша надежда.
Чейд снова кивнул:
— Совершенно верно. И теперь ты понимаешь, почему я одобрил решение Верити.
— Потому, что это наша единственная надежда уцелеть.
Мы долго сидели вместе, молча глядя в огонь. Когда наконец этой ночью я вернулся в свою постель, меня мучили кошмары. Мне снился Верити, он сражался за свою жизнь, а я стоял и смотрел. Я не мог убить ни одного из нападавших, потому что мой король не дал мне на это разрешения.
Через двенадцать дней из Бернса прибыл герцог Браунди. Он приехал по прибрежной дороге во главе кавалькады, достаточно внушительной, но в то же время не слишком большой, чтобы это можно было расценить как открытую угрозу. В кавалькаде всадников было ровно столько пышности и вооружения, сколько могло себе позволить герцогство Бернс. Дочери Браунди ехали рядом с ним. Только старшая осталась дома, чтобы помогать людям из Причального. Я провел большую часть дня в конюшнях, а потом в караульной, прислушиваясь к разговорам конюшенных мальчиков и стражников герцога. Хендс обеспечил уход за животными, а в наших кухнях и казармах тоже, как всегда, было проявлено должное гостеприимство. Тем не менее среди людей из Бернса было мною неприятных разговоров. Они прямо говорили о том, что видели в Причальном, и о том, как их призывы о помощи остались без ответа. Наши солдаты стыдились, что не могли почти ничего сказать в оправдание короля Шрюда. А когда солдат не может поддержать своего вождя, ему остается либо согласиться с критикой, либо найти какой-нибудь повод для ссоры. Так что между людьми Бернса и войсками Баккипа происходили кулачные стычки — по большей части отдельные инциденты, вызванные вполне заурядными причинами. Но раньше такого в дисциплинированном гарнизоне Оленьего замка не случалось, и тем неприятнее это было. Смятения в наших войсках нельзя было не заметить.
Я тщательно оделся для ужина в этот вечер, не уверенный, кого я могу встретить и что меня может ждать. Несколько раз я мельком видел Целерити и каждый раз ускользал, прежде чем она успевала меня заметить. Я ожидал, что она будет моей соседкой за ужином, и боялся этого. Было неподходящее время для того, чтобы оскорблять кого-нибудь из Бернса, но я не хотел вселять в нее пустые надежды.
Однако я зря беспокоился. Меня усадили на дальнем конце стола, среди младшей знати, и к тому же среди самых молодых из них. Я провел неприятный вечер, чувствуя себя чужим в этом обществе. Некоторые девушки за столом пытались флиртовать со мной. Это было для меня нечто новое, и не такие ощущения я бы жаждал познать. Я лишний раз осознал, насколько разросся королевский двор за зиму. Большинство этих молодых женщин приехали из Внутренних герцогств подбирать крохи со стола Регала, но они откровенно показывали, что были бы счастливы искать расположения любого, имеющего хоть какое-то политическое влияние. Усилие, которое требовалось мне, чтобы не пропускать мимо ушей их попытки шутить и отвечать по меньшей мере сдержанно-вежливым тоном, начисто лишило меня способности замечать то, что происходило за королевским столом. Там был король Шрюд, сидевший между будущей королевой Кетриккен и принцем Регалом. Герцог Браунди и его дочери, Целерити Стремительная и Фейт Преданная, расположились рядом. Остальные сотрапезники были из окружения Регала. Герцог Рем из Тилта, его леди Плэсид Безмятежная и двое их сыновей наиболее достойны упоминания. Также там был кузен Регала, герцог Брайт Великолепный, юный наследник герцога Фарроу. Он был новичком при дворе.