— У меня нет для тебя времени, — с отвращением сказал я ему. — Я должен быть у Верити и не могу заставлять его ждать. — Я скатился с кровати и встал, чтобы привести в порядок одежду. — Вон из моей комнаты!
— Ах, какой тон. Было время, когда Фитц лучше понимал шутки. — Он сделал пируэт и оказался в центре комнаты, где внезапно остановился. — Ты действительно на меня сердишься? — спросил он в упор.
Я удивился, не ожидая от него таких прямых слов. Я обдумал вопрос.
— Сердился. — Я насторожился. Не пытается ли он намеренно вывести меня из себя? — Ты сделал из меня шута в тот день. Спеть такую песню при всем честном народе!
Он покачал головой:
— Не присваивай себе чужих титулов. Шут — это всегда только я. А я — всегда всего лишь шут. Особенно в тот день, с этой песней при всем честном народе.
— Ты заставил меня усомниться в нашей дружбе, — сказал я резко.
— А, хорошо. Потому что все прочие должны всегда сомневаться в нашей дружбе, если мы действительно хотим остаться друзьями без страха и упрека.
— Понятно. Значит, ты просто хотел посеять слухи о вражде между нами? Теперь я понимаю. Но все равно я должен идти.
— Тогда всего хорошего. Счастливо тебе поиграть топорами с Барричем. Постарайся не онеметь от того, чему он тебя сегодня научит. — Он подкинул два полена в затухающий огонь и устроил великолепное представление, усаживаясь перед очагом.
— Шут, — начал я в замешательстве, — ты мой друг, я знаю. Но мне не нравится, что ты хочешь остаться в моей комнате, когда меня здесь не будет.
— А мне не нравится, что другие входят в мою комнату, когда меня там нет, — насмешливо парировал шут.
Я отчаянно вспыхнул.
— Это было давно. И я извинился за свое любопытство. Уверяю тебя, я никогда больше этого не делал.
— И я не буду после сегодняшнего дня. А когда ты вернешься, я извинюсь перед тобой. Это тебя устроит?
Я опаздывал. Баррич не будет в восторге от этого. Ничего не поделаешь. Я поправил край смятой постели. Мы с Молли лежали здесь. Внезапно это стало моей личной территорией. Я старался выглядеть как можно спокойнее, накрывая перину стеганым одеялом.
— Почему ты хочешь остаться в моей комнате? Ты в опасности?
— Я живу в опасности, Фитци-Фитц. Как и ты. Мы все в опасности. Я хотел бы остаться здесь на некоторое время и попытаться найти средство борьбы с этой опасностью или хотя бы способ уменьшить ее. — Он мотнул головой в сторону свитков.
— Верити доверил их мне, — смущенно сказал я.
— Очевидно, потому, что он доверяет твоим суждениям. Может быть, по этой же причине ты доверишь их мне?
Одно дело доверить другу то, что тебе принадлежит. Совсем другое — разрешить ему трогать то, что кто-то другой дал тебе на сохранение. Я понял, что не сомневаюсь в искренности шута.
— Может быть, разумнее будет сперва спросить Верити? — предположил я.
— Чем меньше связь между Верити и мной, тем лучше для нас обоих.
— Ты не любишь Верити? — Я был поражен.
— Я шут короля. Верити — будущий король. Пусть ждет. Когда он станет королем, я буду принадлежать ему. Если до этого времени всех нас не перебьют из-за его мудрых действий.
— Я не желаю слышать ничего порочащего принца Верити, — сказал я ему тихо.
— Нет? Тогда тебе лучше ходить с заткнутыми ушами.
Я подошел к двери и положил руку на замок.
— Мы должны идти, шут. Я уже опоздал. — Я пытался говорить ровно. Насмешка над Верити ранила меня так глубоко, как будто шут нанес мне личное оскорбление.
— Не будь шутом, Фитц. Это моя роль. Подумай. Человек может служить только одному господину. Что бы ни произносили твои губы, твой король — Верити. Я тебя не упрекаю за это. Упрекнешь ли ты меня за то, что мой король — Шрюд?
— Я не упрекаю тебя. Я и не смеюсь над ним в твоем присутствии.
— Ты и не приходишь к нему, как бы я тебя ни уговаривал.
— Я был у его дверей только вчера. Но меня не впустили. Сказали, что он плохо себя чувствует.
— А если бы это произошло у дверей Верити, принял бы ты это так безропотно?
Это заставило меня остановиться и подумать.
— Вряд ли.
— Почему ты так легко отступаешься от него? — Шут говорил тихо, как человек глубоко огорченный. — Почему бы Верити не побеспокоиться о своем отце, вместо того чтобы переманивать на свою сторону людей Шрюда?
— Меня не переманивали. Скорее, это Шрюд не захотел больше видеть меня. Что до Верити, то я не могу говорить за него. Но всем известно, что из своих сыновей Шрюд предпочитает Регала.
— Всем известно? А известно ли всем, куда на самом деле направлены помыслы Регала?
— Кое-кому известно, — ответил я быстро. Это был опасный разговор.
— Подумай об этом. Оба мы служим тому королю, которого любим больше. Но есть и кое-кто, кого мы любим меньше. Не думаю, что нам есть из-за чего спорить, Фитц, пока мы едины в том, кого мы любим меньше. Давай признайся мне, что у тебя почти не было времени, чтобы взглянуть на эти свитки, и я напомню, что время, которого у тебя не было, улетело слишком быстро. Это не та работа, которая может ждать удобного случая.
Я обдумывал свое решение. Внезапно шут подошел ближе. Его взгляд всегда было нелегко выдержать и еще труднее прочитать. Но по тому, как он сжал губы, я догадался о его отчаянии.
— Я поменяюсь с тобой. Я предложу тебе сделку, которой не предложит никто другой. Я обещаю тебе открыть тайну, которой владею, после того как ты разрешишь мне поискать в этих пергаментах другую тайну, которой там может и не быть.
— Какую тайну? — спросил я неохотно.